Зайдель Януш - Утопия

---

Пустой лист лежал на столе уже третий день. Томас К. Эмпти, писатель,
просиживал над ним целыми днями и с утра до вечера, с короткими перерывами
на принятие пищи, всматривался в девственную белизну бумаги, нетронутую ни
единым словом.
"Нет в мире ничего хуже," - постоянно повторял он себе, - "чем писать
на заказ."
Попивая горький овощной чай и нервно кусая карандаш, он безуспешно
пробовал написать хоть _ч_т_о_-_н_и_б_у_д_ь_. Неделю назад он легкомысленно
согласился на предложение знакомого редактора журнала, а сегодня
заканчивался срок. Отступать не годилось. А тут, как на зло, ни одной
мысли, даже следа идеи.
Подвели все знакомые и обычно успешно действующие приемы, такие как
просмотр чужих текстов, многочасовое изучение плоскости потолка или
разглядывание изображения лесбиянок, висящего напротив стола писателя. Том
растерянно водил взглядом по стенам и мебели, пытаясь зацепиться за
любую деталь, ухватить воспоминание, вызвать ассоциацию, которые позволят
написать первое предложение...
Начало всегда было самым трудным, дальше шло намного лучше. Когда он
разгонялся, ему обычно удавалось скомбинировать более-менее сложный мир
внутренних переживаний, сконструировать для себя то таинственное "inner
space", которое затем переносилось внутрь просторного собственного я.
Остальное - мелочи, путешествуя по затерянным глубинам придуманного космоса
души, можно было, не рискуя проверкой донесений, на великом количестве
страниц манускрипта сообщать о его пресловутом богатстве и сложности.
Внешней действительности, банальной, заезженной писателями и
журналистами, Том предпочитал даже не видеть слишком часто, не говоря уж об
извлечении из нее творческих истоков.
Однако, уже два дня бездна интеллекта писателя зияла холодной
пустотой, что в некоторой степени было связано с пустотой в баре,
холодильнике и на банковском счете.
И все же упомянутые обстоятельства стали причиной, по которой Том
упрямо торчал за столом. Не найдя в четырех стенах комнаты никакой помоги
воображению, он со вздохом вылез из кресла и подошел к окну. Сначала он
осторожно приоткрыл глазок на стальных ставнях и посмотрел одним глазом,
после чего решительно повернул замок и отворил ставни. Приблизив лицо к
бронированному стеклу, он мог объять взором большой кусок внешнего
пространства, ограниченный краем глубокой оконной ниши в толстой
железобетонной стене дома.
Слева почти во весь рост наблюдалось здание отеля "Extraterrestrial",
за исключением нескольких верхних этажей, теряющихся за верхним краем поля
зрения. Справа взор простирался аж до перекрестка с четырехэтажным узлом
ажурных виадуков и эстакад.
Том придвинул кресло и забрался на него, чтобы посмотреть вниз, на
улицу. Только так он мог увидеть Аллею Достойных Перспектив, точнее ее
половину, но этого хватило чтобы убедиться - положение в городе нормальное.
Напротив окна, перед зданием представительства Федерации Планет
Сириуса, можно было разглядеть двух могучих сириан, прогуливающихся по
специально для них построенному тротуару. Из-за своих размеров сириане не
могли пользоваться обычным тротуаром для пешеходов, а их прогулки по
проезжей части угрожали безопасности движения. Случающиеся время от времени
коллизии для автомобилей заканчивались трагически, что и понятно, принимая
во внимание массу и толщину панциря сирианина, приближенных к
характеристикам среднего танка.

Зика Ярослав - Решение

---

Прокурор Классен с любопытством оглядел посетителя, почти утонувшего в
огромном кожаном кресле. Потом не спеша вынул из кармана плоский
портсигар, открыл его и протянул гостю. Тот вежливо покачал головой.
Слегка улыбнувшись в ответ, прокурор неторопливо вытащил из портсигара
длинную темно-коричневую сигару, умело раскурил ее и вновь испытующе
уставился на мужчину, сидевшего напротив.
- Мой милый доктор Бергсон, - начал он слегка иронически, - вы ведь не
обидитесь, если я стану обращаться к вам именно так? Конечно, до сих пор
мы не были знакомы, однако, смею вас заверить, вы мне действительно милы,
прежде всего своей естественностью, раскованностью, я бы даже сказал
больше - отсутствием всяческих запретов. А такие вещи всегда импонируют
мне в людях.
Прокурор сделал глубокую затяжку и, округлив губы, выпустил к потолку
несколько колечек синеватого дыма. Вытянув руку, он как бы попытался
надеть одно из колечек себе на палец. Потом мягкими движениями кисти
разогнал дым перед собой и усмехнулся.
- Итак, милый доктор Бергсон, - повторил он, - вы решили явиться сюда
без всякого предупреждения, буквально как снег на голову. Конечно, это не
имеет особого значения, ведь у меня часто бывают непредвиденные встречи.
Но, если говорить честно, складывается впечатление, что вы это сделали
умышленно, чтобы заставить меня здесь же, на месте прийти к определенному
решению. По-моему, я не очень ошибаюсь, а? Объясняется же это прежде всего
тем, что я должен выступать в качестве прокурора на судебном процессе по
обвинению вашего коллеги-врача, с которым вы вместе работаете, вернее,
работали в одном научно-исследовательском институте. Насколько мне
известно, ваш коллега явился с повинной, признавшись в убийстве, точнее, в
умышленном убийстве сотрудника вашего института.
Человек в кожаном кресле с достоинством выпрямился и слегка подвинулся
вперед, на краешек кресла, как бы пытаясь подсесть поближе к прокурору
Классену. Потом несколько раз потер друг о друга сухие, чисто вымытые руки
с тщательно ухоженными ногтями.
- Понимаете, я пришел к вам не просто как к прокурору, а как к самому
знаменитому прокурору в нашей стране. Дело в том, что процесс, который
вот-вот начнется, не совсем обычный. Поэтому, если вы откажетесь
участвовать в нем, люди сразу поймут, что, по всей видимости, здесь что-то
не так. А при современных возможностях средств массовой информации, вы
понимаете, не составит ни малейшего труда, чтобы об этом мгновенно узнал
весь мир.
Доктор Бергсон выжидательно замолк и еще больше съежился в своем
кресле.
- Интересный вы человек, - добродушно удивился прокурор. - Начали с
комплиментов, причем, по-моему, явно переусердствовали, а о сути дела даже
не заикнулись. Хотя помочь вам я, наверное, ни в чем не смогу. Видите ли,
право есть право, а закон есть закон, с какой бы точки зрения вы на них ни
взглянули. И пока существует человеческое общество, оно будет управляться
по вполне определенным законам и предписаниям. В рамках этих законов люди
всегда оценивают и будут оценивать поступки своих собратьев. Причем те,
кому это будет поручено, естественно, либо станут исходить из указанных
законов, принимая, конечно, во внимание этические или, скажем,
морально-этические аспекты жизни людей, либо же, опираясь на собственные
убеждения и взгляды, будут действовать в соответствии со своим кодексом
морали. Однако, при этом они всегда должны руководствоваться прежде всего
законами